 |
|
|
Для меня Тригонометрия — особая точка в пространстве снайперского творчества. История, восприятие, название — все не так, как с другими альбомами.
ИСТОРИЯ
Купила его первым, открыла для себя последним.
Осенью этого года мне дают послушать Детский Лепет. Впечатление ошеломляющее, слушаю на полной громкости, прокручиваю полный набор песен по многу раз на дню. Когда же немного привыкаю к песням из ДЛ и уже могу слушать их почти спокойно, почти без замирания сердца, тогда появляется потребность приобрести и другие снайперские альбомы. К этому времени уже полазала по инету, дискографию знаю, но песен других еще не слушала.
И вот — иду в магазин. Нахожу на полке несколько дисков НС. Перебираю, долго кручу в руках каждый. Денег — на один, что выбрать — не знаю, a priori это все равно, потому что ни один из них не слушала, содержание не знакомо в равной степени. Обращаю внимание на фотографию. Диана в "странной, предрасстрельной позе, с обнаженными венами" ((с), Алго). Фотография врезается в память, не могу забыть, отложить, не могу даже выпустить диск из рук. Это становится решающим фактором — покупаю именно этот альбом.
Дома слушаю. Впечатление близко к разочарованию. Слишком надрывно, слишком тоскливо, нет скрипки, песни перемежаются посторонними возгласами вроде "жарко, однако". Тоскливость настолько ровная, не уходящая, что альбом кажется однообразным. И так не похож этот альбом, решенный в градациях серого, на полноцветный Детский Лепет! Откладываю, вскоре покупаю другие диски, они нравятся много больше. Тригонометрия остается на полке, не возвращаюсь к ней, не слушаю.
Не слушаю. Но в середине февраля с подачи Rinat’а на Апреле поднимается обсуждение этого альбома. Под влиянием этой дискуссии возвращается интерес к альбому, снова беру диск с полки, слушаю еще раз…
На этот момент я — уже немного не та, что почти полгода назад. Меня еще можно назвать адептом снайперского творчества, но за плечами уже есть много-много часов прослушивания песен НС, я уже видела их живьем, уже хорошо знаю историю создания-существования-распада. Уже много и всерьез думала об их песнях, к некоторым песням привыкла, многие открыла для себя с новой стороны, большинство текстов знаю на память. И вот — еще раз слушаю Тригонометрию.
Впечатление разительно отличается от первого. Сказать "нравится" — некорректно. Завораживает, затягивает, тревожит, не отпускает — вот так будет точнее.
ВОСПРИЯТИЕ
В абсолютном большинстве случаев песни, какие бы то ни было, воспринимаю через их тексты. При первом прослушивании новых для меня песен всегда очень внимательно слушаю слова, музыка не так важна, мелодию принимаю позже, думать об аранжировке и выделять инструменты начинаю только тогда, когда текст уже очень привычен, даже выучен наизусть. Но и тогда — больше слежу за смысловым рисунком, чем за музыкальными линиями, мелодия для меня — больше носитель ритма, чем самостоятельный объект. В восприятии же Тригонометрии — все не так. Здесь музыка на первом плане, саксофон — главный персонаж, а текст — лишь тень, эхо старых песен. Даже Дианин голос отходит на второй план, скрывается в глубине сцены. Точнее, так: саксофон, рояль, гитара — увлекают за собой сознание, требуют внимания, а голос, слова, текст, смысл — ложатся на подсознание, в глубь, в темноту. Возможно, смысл оказывает здесь большее воздействие именно потому, что принимается не на поверхность, а сразу — глубже.
И другая особенность: этот альбом — не поклонникам адресован. Не для зала Диана поет, не для слушателей. Для одного человека, а не для многих. В спину одного человека, уходящего, а не в лицо многим, пришедшим. Это ощущается очень остро, от первой песни до последней: каждое Дианино слово, каждый ее выдох — брошены в спину уходящему.
Холмы
Жесткий голос. Резкие сильные удары по струнам.
Первая песня. Задает тон всему последующему. Так будет и дальше.
В городе моем
Слежу за гитарным боем. Кажется, слышу каждую струну в отдельности. Вдруг среди череды других слов в сознание прорывается — "ты идешь сапогами по моим слезам". Образ встает перед глазами, остается зримым на протяжении всей песни.
Солнце
Мысленно тянусь за саксофоном. Вижу: огромное красное солнце садится среди небоскребов мегаполиса. Мелодия одиночества в большом городе. Голос — где-то далеко, он — как воспоминание о том прежнем, давнем "Солнце", прощание с ним. "Больше не осталось ничего…" Сердце щемит.
Бу-бу
Диана улыбается. Самой смешно.
"Как это весело спешить к тебе на полном ходу"
Но снова — саксофон, вытягивающий душу, изматывающий. И — одинокий, одинокий…
Полчаса
Уже само слово "война" хотя и не должно восприниматься буквально, но тем не менее с самого начала создает ощущение тревоги, опасности. Ход мелодии очень и дальше поддерживает это ощущение: несколько монотонных тактов, потом вверх — и снова на одной ноте, еще вверх, вниз… И так — переходы с уровня на уровень — почти вся песня. Тревога.
Я сижу у окна
Начало — почти речитатив. Близко к тому, как читал свои стихотворения сам Бродский. Между куплетами — диалог голоса с саксофоном. Подъем по ступенькам тональностей — эскалация напряжения, надрывности. Конец — почти истерика, но и она гасится плачем мелодии.
Лист филь
Казалось бы, все должно быть привычным, ведь саксофон был и в первоначальной аранжировке. Но все же — что-то не так. Теперь это уже другой звук. Не веселое дружеское "Верунчик, давай!", а профессиональная игра, взрослая.
Она выпускает змей
Не люблю эту песню, какой бы ни была аранжировка. Возможно, дело тут в том, что привычное "ты" заменено отстраненным "она". Точнее сказать, отстраняющим. И — чуть пренебрежительным. Не люблю — именно за оттенок пренебрежения.
Внезапно
Моя любимая песня этого альбома. Не такая напряженная, как другие, более легкая, прозрачная. Грусть, но не тоска. Стремление, но без надрыва. И очень близкое мне — "а здесь я такой неприкаянный, через дорогу только на красный".
Голубой слон
С ребенком нужно говорить спокойно и приветливо, в какой бы депрессии ни был сам. "И чтобы тебе хоть на минуту перестало казаться, что осень ушла…" Грустная улыбка. Вот такая вот песня.
О тебе не поют
На мой взгляд — ключевая песня альбома.
Диана не столько поет, сколько разговаривает. С той самой уходящей спиной.
"Ну как ты не можешь понять, что мне некуда деться! "
Не поет — втолковывает. Устала объяснять. "Ну как ты не можешь понять…"
Рулетка
Еле ощутимо раскачиваюсь в ритм. Тихо-тихо. Слушаю затаив дыхание.
"Катаю слова как черный хлеб по руке…"
Не со мной (Директорская)
Странное сочетание саксофона и убыстряющихся цыганских распевов. Слушаю саксофон. Распевам не верю.
Вот и все мои песенки
С этой песней — и вовсе мистика какая-то. Мурашки по коже. Знаю, что в треке — только Дианин голос. Совершенно точно — только Дианин. Вот слышу его, вот он, рыдающий, весь наизнанку — "да, я не сплю ночами, я не сплю ночами". Твердо знаю — больше ничей голос на музыкальной дорожке появиться не может. Но каждый раз после резкого, как выстрел, Дианиного "где ты! " (это даже не вопрос, а восклицание), каждый раз слышу эхом другой голос — "где ты? ну где же ты?" Не могу выкинуть, отделить, вырезать. Неумолимо всплывает из подсознания, появляется на другом конце бесконечности. Словно издалека, но отчетливо. Саксофон не обманет, не заглушит — второй голос отвечает, и я каждый раз ясно его слышу.
ДР
Здесь мне слышится усталая ирония. "Бегубегубегубегу" — словно бы это не она бежит до рвоты, а кто-то другой, а она лишь смотрит на этот бессмысленный бег со стороны.
Только ты
Ничего не хочется говорить. Только слушать мелодию. Только.
Катастрофически
Как и ДР. Вопреки ожиданиям, здесь надрыва нет, голос ровен, ироничен, почти спокоен. Наверное, только так и можно.
Зву-чи
До чего же красивый образ — "и пролетают черные леса"!
Прощание. "Ты не вернешься". Кажется, она еще не верит в это.
Цунами
И снова — больше прислушиваюсь к звучанию инструментов, чем к тексту песни. Гитарное соло. И очень хорошо, что можно слушать гитару. Думать о смысле слов — уже нет сил. В этой песне очень люблю последние такты: классический уход вверх на последней ноте — словно бы и впрямь взлетает над океаном на огромной волне.
Питерская
"Все прекрасно, даже это…" — а голос срывается почему-то именно на этих словах.
НАЗВАНИЕ
Последние лет пятнадцать слово "тригонометрия" имело для меня ясный и понятный смысл. Я знала: это — наука, очень стройная и красивая, один из краеугольных камней многих разделов математики и — в особенности — физики. И так было до тех пор, пока месяц назад я не стала слушать альбом Дианы Арбениной с таким названием. И тогда давно привычный смысл чуть поблек, немного сдвинулся назад в ряду ассоциаций. Сейчас это слово для меня в первую очередь — знак арбенинской тоски. Бесконечного одиночества, но одиночества еще не принятого, еще не вполне осознаваемого, еще вызывающего удивление.
Это потом будет СМС с развеселой Кубой, со злым "и хочется дать тебе денег". Это потом появятся интервью с заменой верного (спина к спине) "мы" на самодостаточное "я" и с холодным, не допускающим возражений "была у нас скрипачка". Это все будет позже. А пока... пока Тригонометрия, и в ней — почти жалобное — "ну как ты не может понять, что мне некуда деться!"
У всех бывают минуты, когда очень хочется плакать, но нельзя. Когда такие моменты бывают у меня, всегда поступаю одинаково — пою, и это помогает сдерживать комок в горле. Если боль нельзя выпустить слезами, никак нельзя, то ее можно выпустить песнями. Вот именно такое ощущение появляется, когда слушаю Тригонометрию. И в моем восприятии Тригонометрия равна чувству одиночеству и растерянности. Тождественна.
автор: ёжа
|
|
Всегда очень интересно узнать, как понимает другой человек. Не все умеют это свое восприятие выразить.
"В спину одного человека, уходящего, а не в лицо многим, пришедшим" - это очень здорово сказано.
Я ощутила "Тригонометрию" как следующий этап. Не "взгляд в спину", а рывок в противоположном направлении. Ах так, уходишь? уходишь? Тогда и я!
Энергия вот этого рывка выплеснулась из музыки в реальную (мою) жизнь. Вездесущий саксофон, подчеркнутое отсутствие второго голоса, замечания в зал... Все это напомнило мне, знаете, когда решаешься один пройти по тем местам, где раньше гуляли вдвоем. Набираешься мужества и идешь. Чтобы четко осознать - все кончено. Смириться с этим, свыкнуться, поверить. Это как хирургическая операция, которую проделываешь сам с собой - больно, но помогает. Попытка отобрать у прошлого часть мира, которую оно обволокло, которой завладело. "Тригонометрия" для меня - и результат такой операции, и сам процесс ее. Нужно было быть очень сильным человеком, чтобы совершить этот акустический альбом.
Интересно, у Вас "одиночество и растерянность", у меня - сила и мужество.. Как по-разному все. |
|
Одна моя подруга определяет сильную душевную боль как состояние «без кожи». Ну, вот когда вообще нельзя прикоснуться – ни мягким, ни острым. И укутаться нельзя и спрятаться. Все равно больно. А новой кожи все нет, потому что рана большая и глубокая, и ты ее бередишь постоянно. А то, что наросло – сдираешь бинтами песен. У меня впечатление от альбома - именно "без кожи". И еще я подумала - какое же мужество надо было иметь, чтобы выйти тогда на сцену и спеть все это. Да еще и поиронизировать – «А песенки-то все – о любви».
А у меня не получается сдерживать комок в горле, даже когда пою :)
|
|
спасибо большое. Но почему Вы не написали про "Тома Йорка"? В сам мхатовский концерт стихотворение не входит, но, по-моему, "Тригонометрию" без него представить невозможно. |
|
Manon
Я согласна с Вашими словами - "сила и мужество". Думаю, в состоянии растерянности нельзя пребывать долго. Чтобы из него выйти, как раз и потребуется мужество. Такой диалектический переход в противоположность ради выхода на новый уровень, на новый виток спирали. Но по моим ощущениям, та "хирургическая операция", о которой Вы говорите, произошла между Тригонометрией и СМС, а в Тригонометрии еще нет этого осознания "все кончено". Похоже, мы с Вами одинаково понимаем процесс, но сам альбом связываем с разными его этапами :)
ferwufa
Спасибо за вопрос :)
Не написала, потому что у меня сложные отношения с Томом Йорком. Я не очень понимаю это стихотворение. Не понимаю, о чем оно. С одной стороны - "нас миллионы", "нас больше", "мы стая", постоянный акцент на "мы". А с другой стороны - очень нежное "если ты станешь взрослой и даже совсем не тоненькой", очень личное "я буду любить тебя так же как в наше первое лето". Вот я и не понимаю, что тут важнее. Как-то у меня не вяжется "я буду любить тебя" -с "нас миллионы". Вы можете объяснить? Буду благодарна, если так. Или послушать, что ли, Тома Йорка, и тогда все станет понятно? :) |
|
я тоже не совсем понимаю, как эти две вещи могут друг с другом вязаться. Иногда меня даже бесит, что большая часть стихотворения - про "миллионы" и "стаи". Но как-то вяжутся(для меня, во всяком случае), потому что когда я включаю "Про Тома Йорка", забываю обо всем... Мне кажется, главное - последняя строчка припева. Никогда в жизни не слышала такой нежной и небанальной клятвы в вечной любви. |
|
Просто жизнь...