 |
|
|
МУРАКАМИ
Предисловие
К сожалению, из-за идейно-стилистических разногласий, возникших у администрации Апреля с Corel, с исследованием «Мураками», предпринятым Corel, можно ознакомиться только на сайте у Денбро: http://denbrough.fastbb.ru. Там же помещен и мой ответ.
Но по большой любви к Апрелю и его основателям, выкладываю свои впечатления от «Мураками» так же и здесь – в надежде, что откликнется кто-то и Апрельцев, почему-либо не высказывающихся у Денбро.
Большое спасибо Corel за предложенную тему.
--------------------------------------------------
ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ, или ИКАР, КОТОРОМУ НЕКУДА СТРЕМИТЬСЯ.
Согласна с Corel – «зачин ошеломляет».
Солнце выключают облака.
Ветер дунул – нет препятствий.
Выбор глаголов сразу задает образ человека, для которого Вселенная – все равно что жилая комната. Солнце в ней «выключают» как лампу перед сном, а «ветер» дунул – как человек, разгоняющий пену на поверхности воды (в ванной или в чашке). Все – свое, родное.
В следующих двух строках опять возникает параллель Вселенной и человека:
И текут издалека
Вены по запястью.
Вены – как реки, имеющие свой исток где-то в неведомой дали. И здесь не сказано, ЧЬИ это вены, ЧЬИ запястья. Это может быть и рука лирического героя, и рука его любимого человека. А, скорее всего, конкретика изгоняется умышленно, чтобы поддержать ощущение общности, единства. Размытость определения – «твое» это или «мое» - подчеркивает, что «я» и «ты» - одно.
В целом первое четверостишье создает образ единства и взаимоперетекания – человека и любимого им мира, человека и другого, любимого им, человека.
Следующие две строки:
Я люблю тебя всей душой,
Я хочу любить тебя руками…
Теперь уже, ПОСЛЕ первого четверостишья, они производят впечатление муки, вызванной неожиданным для лирического героя противостоянием.
Противопоставления «любить душой» - «любить руками» НЕТ внутри героя песни, для которого все – едино и взаимосвязано. Но его представление о мире взрывается, когда он сталкивается с тем, что «любить душой» и «любить руками» - совсем не одно и то же для другого человека, для окружающих. Это знание приходит к нему ИЗВНЕ.
Можно возразить, что об этом ничего не говорится в тексте «словами». Но зато в тексте есть явный контраст, переход – от мира ЦЕЛОСТНОГО (в первых 4 строках) к миру РАЗДЕЛЕННОМУ (следующие 2 строки).
Небо расколото. И неожиданно вспоминается. Первая трещина, предвестье этого раскола появилось уже в первых строках – как противодействие облаков, затянувших солнце, и ветра, пытающегося его освободить (о потребности в свободе говорит образ «препятствий).
Долгие застынут лица.
Мы изменимся не скоро.
У меня почему-то возникла ассоциация – лица, вытянувшиеся от удивления, осуждающие, недоуменные. То, что они «застынут», а мы «изменимся нескоро», подразумевает, что лирический герой стремится быть верен своему выбору и своему любимому человеку.
Отражает мокрый город
Самолетов вереницы.
То есть «мы» от «них» улетаем, отрываемся, растворяемся в небесах. А «они» - эти вытянутые от удивления лица – остаются в городах, на земле, под нами.
Вспоминая образ другой сургановской песни:
Кто может, тот должен летать.
Рожденной летать трудно дышится,
Ей должно летать…
Однако раскол, разделенность целого мира от этого только усиливается. Он лишь завуалирован кажущимся ощущением единства «нас». «Мы» и «мир» («они», другие») уже противостоим друг другу. Но «мы»-то еще вместе, еще едины. И как зыбко это «еще»:
Я люблю тебя во все глаза,
Я хочу любить тебя руками
Глаза здесь, конечно, неизбежно ассоциируются с «небом». И через растиражированную в поэзии «бездонность» и метафору – «глаза как небо». И потому что «зеркало души» (по справедливому замечанию Corel, «душа – это человеческое небо»).
Но это целостность и неделимость этого неба – уже иллюзорна. Лирический герой и его любимый человек в начале песни составляли одно целое – так, что было даже непонятно, чья рука, чьи вены.
И вдруг он открывает для себя РАЗДЕЛЕННОСТЬ, обнаруживая ее внутри самого сокровенного – внутри единого «мы».
Ведь «глазами» можно любить только СО СТОРОНЫ - того, за кем наблюдаешь извне!
Откуда же взялось противопоставление «глаз» и «рук», изначально отсутствующее в сознании лирического героя? Откуда взялась ДИСТАНЦИЯ между ним и его любимым человеком, с которым, казалось бы, они только что были едины?
Ответ прост, как предельно проста и сконцентрирована в сжатую пружину вся песня.
Улетаешь, улетаешь
Над каштановым побегом,
В переплетах Мураками.
У него, у любимого человека, - СВОЕ небо. Туда он и «улетает».
В момент, зафиксированный в песне, близкий человек погружен в книгу («Мураками»), в свое восприятие, в возникающие у него образы. Но лирическому герою туда «хода нет». Он может воспринимать любимого только со стороны, «глазами». Они - рядом, но как будто находятся на разных планетах.
Точнее всего эту ситуацию передают известная цветаевская строчка:
«О, проклятье! У тебя останешься ты».
Герой песни еще не смирился:
Я люблю тебя огромным небом,
Я хочу любить тебя руками
Он пытается воплотить В СЕБЕ «небо» для любимого. Или, возможно, напомнить ему о том ОБЩЕМ «небе», на котором они побывали.
Но к финалу песни этого «неба» уже нет. И «любить руками» - это уже только со стороны прикоснуться, дотронуться, чтобы еще раз попытаться оживить память о нем.
Итак, поначалу целостный, однородный мир, в котором существовал лирический герой, чуть затрещал под давлением чуждых ему стандартов и оценок, противопоставляющих «душу» - «телу».
В середине песни раскол, разделенность мира усилились, но показались ему внешними, поверхностными: «мы» всего лишь улетаем от «них»; и «я» всего лишь чувствую холодок между «нами»,любя тебя уже «глазами», т.е. извне, со стороны.
А в финале рушится сам идеальный образ «неба», объединяющего любящих.
Герой цепляется за него, отождествляя свою душу с «небом», предлагая ее – любимому.
И в итоге возникает очень острое чувство бессилия. Оно зарождается еще в строках:
Я люблю тебя во все глаза,
Я хочу любить тебя руками
«Глаза» будучи «зеркалом» продолжают тему ОТРАЖЕНИЯ одного в другом («отражаем мокрый город»). И эти строки звучат как призыв к близкому человеку: «Я – то, что ОТРАЖАЕТ твою красоту, твое лицо, твою неповторимость…». И в финале – «Я – ТВОЕ НЕБО».
А РУКИ, лейтмотивом тянущаяся через всю песню, - он ведь не только «любят». Они еще и хватают, цепляются, держат, не отпускают.
Опорным для всего стихотворения становится образ НЕБА, в котором сначала гуляют «солнце» и «ветер», потом по нему тянутся «вереницы самолетов» (как птицы – к югу), потом оно оказывается внутренним миром близкого человека, куда могут и не пустить… Затем – отчаянная попытка лирического героя стать для другого «небом»!
Все это в результате рождает пронзительный, звенящий образ пикирующего, стремительно падающего самолета («Виртуозное арпеджио – пируэт сверху вниз!», по замечательному наблюдению Corel).
Но тут возникает главный вопрос: если самолет терпит крушение, стремительно падая на землю, рассекая обманувшее его небо, тогда почему же от песни исходит такое ощущение света?!
Откуда это легкое, светлое, возносящее в высь чувство?!
Душа уносится вверх, в небеса – вопреки телу, оставшемуся в разбитом самолете?
Или что-то еще происходит, какое-то ВОЛШЕБСТВО заключено в самой песне?
Мне кажется, волшебное превращение происходит в последних пяти строках.
«Включается» выключенное в первой строчке СОЛНЦЕ – начинает воздействовать на восприятие другой, потаенный уровень текста.
Улетаешь, улетаешь
Над каштановым побегом
Снова становится невозможно понять, к кому именно относится этот глагол – к «ты» или к «я». Ведь «улетаешь» можно сказать и при описании своего собственного состояния, например, рассказывая: «В такие минуты просто улетаешь…» и пр.
А «каштановый побег» на переплете ассоциируется с новорожденным зеленым ростком (именно потому, что «побег», а не ветвь и др.), для которого небо становится землей, принявшей и прорастившей его.
Получается: «я» все еще пытаюсь быть для тебя «небом», т.е. колыбелью, принявшей «тебя» в «себя» еще когда ты был(-а) «зеленым ростком», зачатком будущего. Но вижу, что «ты» уже стремишься от «меня» прочь - «каштановым побегом».
Этот образ поддерживается именно упоминанием о «каштановом побеге», зримо уподобляющемся «свечке», ракете, нацеленным, ввысь, в небо, - «улетающем» от своего «родителя»-дерева, от держащих его ветвей- «рук».
Несмотря на все усилия и «цепляния», «ты» от «меня» -
Улетаешь, улетаешь
А значит – оставляешь «меня», открываешь для себя свое собственное ДРУГОЕ «небо».
Но таким образом даешь и «мне» возможность ощутить радость свободы и полета «в никуда», открыть для себя подлинное НЕБО, не зависящее от времени и расстояния.
В результате в последней строфе обозначается окончательный раскол, крушение. И одновременно вдруг делается ЯВНЫМ присутствие другого, подлинного, невыдуманного неба, которое и впрямь неделимо, неуничтожимо. Оно «держит» человека не только снаружи, но и ИЗНУТРИ – как основание его собственной души.
Тогда даже в этом полете – прочь друг от друга – мы оказываемся ВМЕСТЕ.
Благодаря «переплетам Мураками» у песни действительно появляется БИБЛЕЙСКИЙ контекст. Ведь КНИГА – уже не образ, а символ. Это – и символ колыбели, из которой «мы» выросли; и символ корабля (=самолета), который терпит крушение, и одновременно становится «ковчегом спасения»; и символ все того же «неба», которое держит всех и вся.
В последних строках, после пережитого крушения, возвращается тема единства мира и взаимоперетекания. Любимый человек держит в руках книгу, и, вместе с тем, сам является «персонажем». Ведь тот, кто в этот момент на него смотрит, «любя глазами», сочиняет о нем стихотворение, которое тоже можно уподобить книге (= тексту).
Эту несокрушимость и всеприсутствие «неба» подчеркивает в песне еще один важный лейтмотив, связанный с ВОДОЙ:
Текут – мокрый – глаза – небо
Подспудно он рождает ассоциации со слезами, незримо текущими из глаз, которыми «я» люблю «тебя», - текущими, как «вены по запястью».
Опираясь на образ РЕКИ, мотив «воды» и «течения», присутствующий в тексте, обретает материальность, осязаемость, прочность СВЯЗУЮЩЕЙ НИТИ и ОБЩЕГО ПУТИ.
Здесь опять вспоминаются «вены», даже визуально напоминающие веревки, нити. Впрочем, сквозь текст песни вновь проступает амбивалетность: ведь веревки, нити, - это то, что держит в ПЛЕНУ, хоть и СВЯЗЫВАЕТ. А «связывать», «вязать» - это и рабство, и любовная близость. Так же, как тянущиеся через все стихотворение «руки», которые и «любят», и «хватают», не давая свободы.
Сквозь песню «Мураками» текут «вены», тянутся самолеты «вереницей», тянется вверх «каштановый побег», и даже ТЫ – «улетаешь»…
Куда все это летит, течет и стремится? А никуда… Все остается на своих местах, объединяемое и связываемое НЕБОМ, который герой открывает для себя в финале.
Приняв и поняв неизбежность разлуки, то, что близкий человек от него «улетает», герой, наконец, может протянуть к нему руки – не цепляющиеся, а бережно вместившие в себя небо.
В последней строке «небо» превращается в глоток ВОДЫ (неизменно присутствующей в стихотворении), которую «я» несу «тебе» в горстях – «попробуй МОЕГО неба!».
-----------------------------------
Невозможно не отметить биографических перекличек:
«Солнце погасло» - «Солнце выключают облака».
«Ты покидаешь мой город и завтра
Станет бессмысленным путь.
В ритмах дождя уходящего лета
Меня заставляешь тонуть» -
«Отражает мокрый город
Самолетов вереницы».
И главное – ты по-прежнему «улетаешь, улетаешь».
Что в начале, то и в конце… Или, как говорят буддисты, «что наверху, то и внизу».
Вспоминая о теме ОТРАЖЕНИЯ, проходящей сквозь все стихотворения («отражает мокрый город», «любить глазами» (= отражающими тебя)), можно проассоциировать с отражением и «застывшие лица».
«Долгие застынут лица» - по аналогии с «долгой памятью», «на долгую память».
Это – лица на фотографиях.
автор: Тюпа
|
|
Здорово. Ошеломительно. Первоклассный анализ.
Небольшая справка: Света, по гороскопу Друидов - каштан. |
|
Это настолько серьезный,глубокий,добрый анализ стихотворения(иначе не назовешь)"Мураками",что трудно подобрать слова благодарности и восхищения автору за него.За каждой строчкой-масса СВОИХ,личных ассоциаций,своих воспоминаний и чувств,связанных с текстом этого стихотворения и с этой песней.Но...сказанное настолько САМОДОСТАТОЧНО,как самостоятельное художественное произведение, и...добавления не нужны.:) |
|
... обещанный довесок.
НЕБО, САМОЛЕТ, ДЕВУШКА)))
Светин творческий стаж насчитывает уже более 20 лет, если вести отсчет от самой первой, по ее уверениям, песни «Дождик», написанной в 1983 году. Это – вполне достаточный срок для того, чтобы с полным основанием делить его на периоды. Несомненно, анализируя ее творчество, можно выделить несколько значимых этапов, но в данном случае мы ограничимся тем, что разделим ее поэтическое творчество на «доснайперское», «снайперское» и, хочется надеяться, потенциально «послеснайперское».
(…)
Три песни привлекли мое внимание своим особым положением во всем поэтическом творчестве Светы. Каждая из них открывает собой один из выделенных выше этапов. Сравним:
«Дождик», известный также под называнием «Кап-кап». Написан в 1983 году, связан с неким лирическим переживанием, настолько значимым для подросткового сознания Светы, что оно послужило первоначальным толчком для всего ее творчества.
«Солнце погасло», или «Предмагаданская». Ноябрь 1993 года. Первая песня «снайперского» периода и (не считая небольших стихотворений) первое Светино произведение, посвященное Диане.
«Мураками». Лето 2002 года. Написана в тот уникальный период «полураспада», когда Света еще формально оставалась участником группы, но по свидетельству большинства очевидцев – все больше отдалялась от нее. Так что есть все основания относить эту песню скорее к «послеснайперскому» творчеству Светы, или, по крайней мере, к некоторому промежуточному этапу.
Случайность это или нет, что столько общего во всех этих песнях? Они посвящены одной и той же теме. Все три песни – о разлуке. Но это еще не настолько удивительное совпадение: именно разлукам с любимыми людьми посвящено более половины стихов Светы. Эта тема служит, можно сказать, своеобразным сквозным мотивом всего ее творчества.
Удивительно другое. Нам относительно хорошо известны обстоятельства, ставшие реальной основой для написания всех трех песен. И хорошо известно, что и обстоятельства эти, и персоны, к которым обращены песни – совершенно различные. Но любопытно при этом, что во всех трех произведениях присутствуют очень похожие образы. И само развитие событий, и описание ситуаций – имеют необыкновенное сходство.
Обратим внимание, каким активным «действующим лицом» во всех трех произведениях является природа. И насколько велико сходство ее описания в этих текстах. Бросается в глаза присутствие во всех трех песнях солнца, туч/облаков и дождя, и противопоставление солнечной и пасмурной погоды. Цитаты: 1) «Дождик моросит уже с утра», «тучки серые развеять», «То солнышко, то пасмурно и дождь»; 2) «Солнце погасло, и тучи взвалили на землю тонны дождя», «В ритмах дождя уходящего лета»; 3) «Солнце выключает облака», «мокрый город».
С одной стороны, можно сказать, что весь этот «природный антураж» присутствует здесь исключительно с той целью, чтобы продемонстрировать достаточно распространенный в поэтической традиции ход: созвучие настроения человека состоянию природы; то есть, соответственно, печаль от разлуки и пасмурную погоду («плачет дождик»). В действительности же – дело этим не ограничивается. Погода здесь является действительно не просто внешне-оформительским фактором, призванным усилить сопереживание лирическому герою, - она исполняет роль стихии, той силы, которая оказывает принципиальное влияние на его судьбу.
Это влияние осуществляется не непосредственно – воздействием на самого героя (так, в частности, ни под дождь, ни под солнце герой нигде не попадает), а опосредованно, через второй появляющийся во всех трех произведениях неодушевленный образ – образ дороги, расстояния, пространства. Именно оно – пространство – является причиной состояния лирического героя. Кстати, одно общее наблюдение: поэзии Светы более свойственно описание закрытого пространства, чем открытого. Дом, комната, взгляд из окна встречаются у нее значительно чаще, чем прогулки под открытым небом. В отличие, допустим, от основных мотивов Дианы, для которой положение вне, снаружи, за пределами каких-то ограничивающих стен выглядит более естественным и предпочтительным.
Так ли это в масштабах всего творчества Светы – еще нужно разобраться. Однако на примере рассматриваемых трех произведений это становится очевидным. Расстояние – это то, что противостоит счастью лирического героя. Погода – то, что делает этот пространственный барьер еще более прочным, непреодолимым.
Здесь возникает вопрос: насколько изменится положение героя при изменении внешних обстоятельств? То есть, удастся ли ему преодолеть расстояние для встречи с объектом чувств, когда воздействие стихии – дождь – прекратится? Двигаясь последовательно от первого текста к третьему, выясняется парадоксальная вещь: несмотря на то, что изменение этих обстоятельств является желательным («тучки серые развеять, чтоб небо стало голубым»), реальное их изменение («солнце выключает облака», «нет препятствий») делает мечту неосуществимой. В «Мураками» все желания остаются безнадежно неосуществимыми. Ключевым словом становится «улетаешь», и той надежды на встречу, которая присутствовала в двух первых стихотворениях – уже нет.
Так что же предлагается в поэтической философии Светы для того, чтобы все же осуществить свои желания? Очевидный выход предлагается в центральном произведении этого своеобразного цикла: не изменять обстоятельства, а преодолевать их. В «Предмагаданской» песне мы не видим окончания дождя, напротив – лирический герой «остается тонуть» в нем (видимо, в контексте, «тонуть» - не в значении «гибнуть», а «погружаться в обстоятельства»). Но утонув, становится «рыбой, способной пуститься в море за кораблем», находя тем самым «выход к спасенью»).
(…)
Итог: напрасно Света как-то в радиопередаче сказала о «Дождике»: «Не принимайте всерьез эту наивность». Думаю, можно утверждать, что в этом, действительно детском, стихотворении, заложен мощный содержательный потенциал, к которому Света неоднократно возвращается в переломные этапы своего творчества.
|
|
Фанни
Как всегда, очень интересно, глубоко. Спасибо!
Я тоже считаю, что есть некие общие «особенности поэтики» СС, определяющие единство ее авторского мира. И образы природы не столько передают конкретное настроение, сколько воплощают силы, влияющие на героя (та же ВОДА, как я уже говорила, - одна из важнейших стихий для него).
И еще – Вы совершенно правы по поводу «двойственности» разлуки в мире СС:
«выясняется парадоксальная вещь: несмотря на то, что изменение этих обстоятельств является желательным («тучки серые развеять, чтоб небо стало голубым»), реальное их изменение («солнце выключает облака», «нет препятствий») делает мечту неосуществимой».
Из текстов СС получается, что разделенность с любимым - трагична, но когда она устранена, то все равно ничего не меняется. Близкий человек остается по-прежнему недосягаемым. И ощущение внутреннего света возникает именно в результате понимания и принятия этого. Но, мне кажется, дело не только в «мечте», которая сохраняется в разлуке и уничтожается реальным общением.
В песнях СС происходит что-то вроде открытия ЕДИНСТВА мира, при котором факт «связанности» двух разлученных людей не зависит от их воли и желания.
С одной стороны, для сургановского героя «дышать одним воздухом» - единственное, что возможно по отношению к близкому человеку. Но в понимании этого – так же, как и в принятии собственного одиночества - есть и смирение, и торжество любви. А главное – та самая арбенинская «фатальность», только выраженная более мягкими средствами, исподволь проникающими в сознание.
В песнях СС одиночество обладает ничуть не меньшей степенью «фатальности», чем любовь (если не большей). Но в результате «вечно одинокий» герой открывает самого себя как ИСТОЧНИК любви, самолично становится ЛЮБОВЬЮ (а не объектом ее и не жертвой).
|
|
Спасибо за отзыв)))
Кстати, насчет "фатальности". Кому она принадлежит.
Между прочим. первое известное нам упоминание о ней принадлежит как раз Свете! В интервью Омскому телевидению от 06.11.1998, в частности, говорится следующее:
____________________
Журналист: Я слышал ваши песни. Они показались несколько мрачноватыми. Ваше отношение к жизни?
Диана: Нет, мы – очень светлые люди. И отношение к жизни у нас очень оптимистичное. Несмотря на катаклизмы, которые возникли… Даже несмотря на катаклизмы, которые возникли в конце августа, мы по-прежнему веселы и бодры.
Света: А вообще мы любим Ницше. У меня сейчас любимое словосочетание: «Прекрасная фатальность». Это вообще, по-моему, суть жизни. Она ведь конечна в своем итоге, но она может быть прекрасной.
|
|
Просто жизнь...