 |
|
|
Переслушивать старых снайперов — так же бесполезно, как стирать пыль со старой картины: «только и станет заметно, что дерево в углу — береза»*. А там ведь за каждым углом притаился внезапный запах хлеба с солью, оголтелого лета, шелеста рукавов, пришедшей или ушедшей любви. Всё это мешается временами и лицами, мной таким, мной сяким и мной другим, и под мостами всё та же вода.
И там было то, что начинается за заклинаниями и уверениями — спокойствие того, кто Выбрал. Радость познания, мера дознания, выбор идти по пути серединному, не саундтрек, а собственно ритм шагов, сэмплы к собственным мыслям. Дворовая простота гитары позволяла сесть и заиграть, а отчаянная нежность скрипки никогда не приедалась.
Так не может зимними вечерами приесться внезапный запах весны.
При всей кажущейся однородности они открывались как анфилада, песня за песней, смысл за смыслом, другой ветер, другие сумерки — и будет совсем другой цвет. «Когда будет темно, посиди-помолчи», «только шум на реке», и апогей тех беспредельных состояний, в которые можно войти лишь по спирали, не поперёк — «Я раскрашивал небо как мог».
Так странно слышать, как интонации преломляются сквозь многолетний плагиат. За Диной мурлыкали вслед десятки, а за Светой так прохладно и дымно так и не смог почти никто. Одна была вектором, другая глубиной. Непробиваемое обаяние варвара против «классического сопрано» и двух классических образований, печальный клоун и веселый клоун, «я кому-то еще нужна — кому нужна ты — меня кто-то вчера искал — один вернулся».
Они были тем самым 1+1=11.
Открываешь сундучок и понимаешь, что до сих пор сидишь на нём как Скрудж на золоте: и купаться как-то не к лицу, и расстаться нет сил, и на каждую строчку можно рассказать по истории.** «То, что помнишь ты, то помню я, то, что помню я, то помнишь ты», и это неразменный пятак «до востребования».
«У тебя будет много настоящего в жизни, предстоящего в смерти, только лучшее лучших». Но ничего похожего с нами и с ними не случится. Это было чудо, возможное только тогда, попасть в которое сейчас можно, только влюбившись без задних ног или в те несколько минут между сумерками и темнотой, когда белый цвет разламывается на спектр об горизонт. Питер, коммунальные джемы, крышу медучилища, Магадан, южный полюс земли, открытой ими заново — не могли бы случиться в другие времена. «Я тебя сберегу от старческих мук, наши счеты и дни уже сочтены».
Вряд ли она знала, как это будет верно.
Каждое слово, каждая нота тогда была в салочки с вечностью, чет-нечет, пятьдесят на пятьдесят, пан или пропан, где всегда видится что-то большее, неизмеримо другое. То, что станет ясно только после теперь, уже в другой жизни, «утонет слово в голосе минутной боли».
Их можно перебирать как молитву, кажется иногда, что губы и горло помнят их сами, помимо меня, как у той биологини, что научилась щелкать вслед за дельфинами, не понимая, как же она это делает. А чтобы снова вскочить в этот трамвай, в то авто по Невскому, на ту высоту в семь метров, на которой ломается шест, придется пересечь вспять пару городов и пару десятков жизней, отказаться от нарощенных шкур и благоприобретенных слов. Встать перед миром голым и почувствовать, как в горло толчками вливается кровь. Моя старая кровь.
Посидим-помолчим. Мы отсюда ушли.
_________
* Генис и Вайль про Евгения Онегина в Лекциях по русской литературе
** «В той стороне, откуда я, растут деревья» — однажды ночью парень из посёлка на магаданской трассе рассказывал мне, что в его родном посёлке ныне такая дичь и запустение, что на главной улице сквозь щебенку (асфальт не выдерживает таких минусов) уже прорастают деревья.
http://labrys.ru/node/4735
автор: appendix
|
|
Так до боли верно...........,что катится слеза....
Спасибо! |
|
Огромное спасибо... Прочитала несколько дней назад, а сегодня снова потянуло перечитать и перечувствовать... Спасибо за комок в горле, спасибо за снайперское попадание... И насколько же верно, что они были 1+1=11... |
|
Просто жизнь...